Структурно функциональный подход в лингвистике. Функционализм конца XX–начала XXI вв.: общая характеристика функциональной лингвистики; направления исследований в рамках функционализма. Течения в рамках функционализма
Содержание статьи
ФУНКЦИОНАЛИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ. Термин «функционализм» используется для обозначения определенного набора методологических установок в ряде гуманитарных научных дисциплин, прежде всего в лингвистике, психологии и социологии. В науке о языке функционализмом называется теоретический подход, который утверждает, что фундаментальные свойства языка не могут быть описаны без обращения к понятию функции. К числу наиболее ключевых функций языка относятся коммуникативная (язык как средство передачи информации от одного человека другому) и эпистемическая, или познавательная (язык как средство хранения и переработки информации). Многие современные направления функционализма ставят перед собой более конкретную задачу – объяснение языковой формы ее функциями.
Хотя лингвистический функционализм сформировался лишь в течение двух последних десятилетий, соответствующее направление мысли присутствовало в лингвистике, вероятно, на протяжении всей ее истории. При обсуждении языковой формы нужно специальное усилие, чтобы отвлечься от вопроса о том, для чего эта форма нужна говорящим. Например, даже самое формальное описание грамматической категории времени обычно опирается на предположение, что грамматическое время как-то соотносится со временем в реальном мире.
К числу предшественников современного функционализма можно причислить таких ученых, как А.А.Потебня, И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.М.Пешковский, С.Д.Кацнельсон в России; Э.Сепир в Америке; О.Есперсен, В.Матезиус и другие «пражцы», К.Бюлер, Э.Бенвенист, А.Мартине в Европе. Одна из наиболее ранних программных публикаций функционализма – Тезисы Пражского лингвистического кружка (1929), в которых Р.О.Якобсон, Н.С.Трубецкой и С.О.Карцевский определяли язык как функциональную и целенаправленную систему средств выражения. Функциональные идеи были конкретизированы в работах чешского лингвиста В.Матезиуса, который предложил понятие актуального членения предложения. Немецкий психолог и лингвист К.Бюлер в 1930-е годы предлагал различать три коммуникативные функции языка, соответствующие трем участникам/компонентам коммуникативного процесса (говорящему, слушающему и предмету речи) и трем грамматическим лицам – экспрессивную (самовыражение говорящего), апеллятивную (обращение к слушающему) и репрезентативную (передача сведений о внешнем по отношению к коммуникации мире). Р.О.Якобсон развил функциональную схему Бюлера и идеи пражцев, предложив более детальную модель, включавшую шесть компонентов коммуникации – говорящего, адресата, канал связи, предмет речи, код и сообщение. На основании этой модели были исчислены шесть функций языка: в дополнение к трем бюлеровским функциям, переименованным соответственно в эмотивную, конативную и референтивную, были введены фатическая (разговор исключительно ради проверки канала общения, например дежурный диалог о погоде; термин «фатическая коммуникация» принадлежит британскому этнографу Б.Малиновскому), метаязыковая (обсуждение самого языка общения, например объяснение того, что значит то или иное слово) и поэтическая (сосредоточение внимания на сообщении ради него самого путем «игры» с его формой). В 1960-е годы идеи функционализма подробно разрабатывались французским лингвистом А.Мартине. Наиболее широко известен сформулированный и описанный им принцип экономии как важнейший фактор исторического развития языка. Согласно этому принципу, изменение языка – компромисс между потребностями коммуникации и стремлением человека к минимизации усилий.
В дальнейшем рассматривается функционализм в его современной форме, хотя многие из обсуждаемых идей в зачаточном или разрозненном виде присутствовали и в более ранних работах.
Место функционализма в современной лингвистике во многом определяется его противостоянием другой методологической установке – формализму, в особенности генеративной грамматике Н.Хомского. Языковая структура в разных версиях генеративной грамматики определяется аксиоматически, при этом универсальная грамматика (языковая компетенция) считается врожденной и потому не нуждающейся в объяснении функциями (употреблением) и не связанной с другими когнитивными «модулями» и т.д.
Противопоставление формализма и функционализма не является очевидным. Здесь участвуют по крайней мере два различных, логически независимых параметра: 1) интерес к формальному аппарату представления лингвистических теорий и 2) интерес к объяснениям языковых фактов. Функционалисты в отдельных случаях формализуют свои результаты, но не готовы к тому, чтобы объявить формализацию главной целью лингвистического исследования. Формалисты объясняют языковые факты, но объясняют их не языковыми функциями, а аксиомами, которые формулируются априори. (Основой такого подхода является ключевой для генеративизма принцип методологического монизма, отрицающий равноправие двух принципиально различных типов научного объяснения – характерного для естественных наук каузального и свойственного гуманитарным наукам телеологического; научным признается только первый). Таким образом, различие между функционализмом и формализмом на определенном уровне рассмотрения может рассматриваться как различие в главном «фокусе интереса». Для функционалистов он состоит в том, чтобы понять, почему язык (и язык в целом, и каждый конкретный языковой факт) устроен так, как он устроен. Функционалисты не обязательно негативно относятся к формализации, просто этот вопрос для них не является главным.
Следует отметить, что в начале 20 в. центральное для формализма понятие структуры и, соответственно, определение «структурный» и определение «функциональный» не только не противопоставлялись, но часто и объединялись (В.Матезиус, Р.О.Якобсон). Например, ставшее ныне общепризнанным понятие фонемы, введенное структуралистами, поначалу основывалось на некоторой функциональной идеологии: фонема – это совокупность физических звуков, которые идентичны друг другу с точки зрения их функции в языке.
Ниже упоминаются лишь основные идеи и представители современного функционализма, поскольку он представляет собой мозаичный конгломерат направлений. Летом 1995 была проведена первая международная конференция по функционализму (Альбукерке, США). На этой конференции были представлены многие из направлений, упоминаемых ниже.
Характерные черты и принципы лингвистического функционализма.
Следует назвать несколько важных и взаимосвязанных характеристик современного функционализма, отличающих его от большинства формальных теорий. Эти характеристики в конечном счете связаны с основополагающим постулатом о примате функции по отношению к форме и об объяснимости формы функцией.
Во-первых, функционализм – это принципиально типологически ориентированная лингвистика (см . ТИПОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ). Функционализм не формулирует никаких априорных аксиом о структуре языка и интересуется всем объемом фактов естественных языков (в противоположность генеративной грамматике, которая первоначально была создана Н.Хомским как некая абстракция английского синтаксиса, а в течение 1970–1990-х годах подвергалась существенным изменениям в попытках примирить материал типологически разнородных языков с априорной аксиоматикой). Даже те функциональные работы, которые имеют дело с каким-то одним языком (будь то английский или какой-нибудь «экзотический» язык), как правило, содержат типологическую перспективу, т.е. помещают факты рассматриваемого языка в пространство типологических возможностей. Вторая характеристика функционализма – эмпиризм, оперирование с большими корпусами данных (ср. обсуждаемые ниже типологические базы данных или корпусы разговорного языка, используемые в дискурсивных исследованиях Эмпиризм вовсе не подразумевает антитеоретичности; многие функциональные работы представляют собой вполне связные лингвистические теории. В-третьих, для функционализма типично использование количественных методов – от простых подсчетов до статистики в полном объеме. Наконец, для функционализма характерна междисциплинарность интересов. Функционалисты часто работают на непосредственном стыке или даже на территории других наук – таких, как психология, социология, статистика, история, естественные науки. Это движение очень характерно для современной науки в целом и противоположно искусственному воздвижению границ, преобладавшему в течение большей части 20 в.
Основополагающая идея функционализма – признание того, что языковая система производна от своего рода «экологического контекста», в котором функционирует язык, т.е., в первую очередь, от общих свойств и ограничений человеческого мышления (иначе говоря, когнитивной системы человека) и от условий межличностной коммуникации. Поэтому объяснения языковой формы, используемые функционалистами, обычно адресуются к явлениям, внешним по отношению к исследуемому объекту (т.е. по отношению к языковой форме). Функционалисты предлагают множество различных типов объяснений, отметим наиболее распространенные. В начале 1980-х годов А.Е.Кибрик и Дж.Хэйман напомнили о принципе иконичности , т.е. непроизвольном, мотивированном соответствии между формой и функцией. Этот принцип редко упоминался в лингвистике 20 в., в которой доминировал постулат Ф.Соссюра о произвольности знака. В частности, согласно Хэйману, формальное расстояние между выражениями соответствует концептуальному расстоянию. Выражение повалить не синонимично выражению заставить упасть , так как во втором случае, в отличие от первого, причина и следствие, скорее всего, имеют место в разные моменты времени и без физического контакта. Другой пример: в сочиненных конструкциях с временным значением порядок составных частей отражает реальный порядок событий; Он разделся и прыгнул в воду – это не то же самое, что Он прыгнул в воду и разделся . Очень важен для современного функционализмапринцип мотивации грамматики дискурсивным, или текстовым употреблением. Грамматика трактуется функционалистами как результат рутинизации, «кристаллизации» свободного дискурсивного употребления. Например, между фрагментами дискурса имеют место смысловые отношения типа причина , последовательность , условие и т.п. В грамматике эти смысловые отношения могут «кристаллизовываться» в виде соответствующих типов сложноподчиненных конструкций (причинных, временных, условных) и характерных для них союзов (так как , когда , если ). Конкретные проявления принципа дискурсивной мотивации могут быть различными; одно из них описывается с помощью понятия частоты, что было сформулировано в крылатом высказывании Дж.Дюбуа: «что говорящие делают чаще, то грамматика кодирует лучше». Еще один очень распространенный способ объяснения – диахронический, или исторический: в соответствии с этим принципом та или иная языковая модель устроена так, как она устроена, потому что она произошла из некоторой другой модели. Данный принцип имеет чрезвычайно богатую историю; это не что иное, как воплощение в науке о языке методологической установки историзма, господствовавшей в большинстве наук в 19 в., на который как раз и пришлось формирование лингвистики как академической дисциплины. Не приходится удивляться тому, что лингвистика 19 в. была почти исключительно исторической и, в известном смысле, только тем и занималась, что порождала диахронические объяснения фактов языка. После длительного постсоссюровского периода, в течение которого в центре лингвистической теории находились задачи синхронного описания системы языка, общее возрождение интереса к объяснению языковых фактов способствовало возрождению интереса и к диахроническим объяснениям: еще одно крылатое выражение, принадлежащее современному функционалисту Т.Гивону, гласит, что «сегодняшняя морфология – это вчерашний синтаксис». Например, во многих языках согласовательные аффиксы в глаголах происходят из местоимений, которые прошли через стадию лишенных самостоятельного ударения клитик и затем «вросли» в состав глагольных словоформ.
Главная проблема с функциональными объяснениями состоит в том, что эти объяснения не носят универсального характера. Если некоторая языковая форма Х объяснима функцией F, то почему же не во всех языках функция F выражается формой Х? Наиболее распространенный ответ на этот вопрос сводится к постулированию так называемых «конкурирующих мотиваций». Предполагается, что в каждой точке языковой структуры действуют разнонаправленные силы, и то, какая из них победит, зависит от многих обстоятельств. Вопрос о том, когда и в силу чего побеждает та или иная из конкурирующих мотиваций, является для современного функционализма одним из самых насущных.
Течения в рамках функционализма.
В рамках современного функционализма можно выделить несколько течений, различающихся по степени радикальности. Во-первых, можно говорить о «пограничных» функционалистах, которые рассматривают функциональный анализ как некоторый «довесок» к анализу формальному; сюда относятся, например, работы С.Куно и Дж.Хокинса. Во-вторых, существует группа «умеренных» функционалистов, которые исследуют в основном грамматику, считают ее структурой отчасти автономной, а отчасти мотивированной функциями и часто придают немалое значение формализации; эта группа представлена, например, работами Р.Д.Ван Валина или М.Драера, а также «функциональной грамматикой» С.Дика. Наконец, существует целая гамма «радикальных» функционалистов, которые считают, что грамматика во многом или даже в основном может быть сведена к дискурсивным факторам (Т.Гивон, У.Чейф, С.Томпсон и особенно П.Хоппер).
Осознав себя как новое направление научной мысли, функционализм посвятил достаточно много усилий переосмыслению традиционных лингвистических понятий. Здесь в первую очередь следует упомянуть работы П.Хоппера и С.Томпсон о таких базовых языковых категориях, как переходность (1980) и части речи (1984). Особый интерес представляет концепция семантической переходности, отличной от традиционного понимания грамматической переходности как способности глагола иметь прямое дополнение. Семантическая переходность, по Хопперу и Томпсон, является характеристикой не глагола, а так называемой элементарной предикации, именуемой в английской грамматической терминологии clause; из-за отсутствия русского аналога этот термин, важный для типологических исследований, был недавно заимствован («клауза», реже «клауз»), но остается весьма нетрадиционным. Клауза может образовывать самостоятельное предложение или же входить в предложение в качестве его части – несамостоятельного предложения, например придаточного, или же какого-либо оборота, например причастного или деепричастного Семантическая переходность клаузы может быть выражена в разной степени, тогда как с точки зрения традиционной грамматики глагол может быть либо переходным, либо непереходным. Прототипическая (образцовая) переходная клауза характеризуется наличием двух индивидуализированных участников, причем производитель действия (агенс) осуществляет сознательный контроль над своим действием, а объект действия (пациенс) в это действие вовлечен; это действие является предельным и точечным; оно утверждается и т.д.; в периферийных реализациях переходности параметры из этого набора могут быть представлены в различных комбинациях. На материале многих языков было показано, что эти параметры, на первый взгляд мало связанные друг с другом, варьируют сходным образом и выражаются идентичными средствами. Хоппер и Томпсон предложили дискурсивные обоснования категориям переходности и частей речи. В дальнейшем П.Хоппер выступил с идеей «зарождающейся» (emergent) грамматики, фактически сводя грамматику к повторяющимся дискурсивным моделям.
Наиболее типичным представителем и одновременно идеологом функционализма является американский лингвист Т.Гивон. Гивон – один из родоначальников функционализма 1970-х годов, он одним из первых указал на связь синтаксиса и дискурса; основатель книжной серии Типологические исследования по языку , которая является основным «рупором» функционализма, и создатель дискуссионной электронной сети FUNKNET. Гивон является также составителем нескольких сборников статей, которые на годы вперед определили развитие функционализма, среди них Дискурс и синтаксис (1979) и Непрерывность топика в дискурсе: Количественное сопоставительное исследование (1983). Наконец, Гивон – автор масштабных трудов, во многом определявших в разные годы «лицо» функционализма: О понимании грамматики (1979); Синтаксис: функционально-типологическое введение (1984–1990); Функционализм и грамматика (1995). В книге Функционализм и грамматика , лейтмотивом которой является самокритика функционализма, уточнение методологии и отказ от радикализма, обсуждаются такие вопросы, как степень мотивированности грамматики; возможности взаимодействия лингвистики с когнитивной психологией и нейрофизиологией; функционально-типологические аспекты переходности; теория и типология модальности; реальность структуры составляющих в предложении; связность текста и связность мысли; параллельная эволюция языка, интеллекта и мозга; связь между жестом и вокальным сигналом и др.
К числу достижений Гивона, оказавших влияние на лингвистику 1980–1990-х годов, относится количественная методология определения «доступности топика» (в терминологии Гивона «топик» – это тот предмет, о котором идет речь в данном дискурсе; как будет ясно из дальнейшего, это не единственное значение данного термина) и выбора языковых способов обозначения предмета речи (референта) в тексте. Предпосылкой этой методологии был тезис о так называемом иконизме языковой структуры. В области референции это означает, что чем более ожидаем, предсказуем референт, тем меньше усилий требуется для его «обработки» и тем меньше формального материала затрачивается на его кодирование. Методологическая идея состояла в том, что предсказуемость референта («непрерывность топика») может быть количественно измерена. Гивоном было предложено несколько количественных измерений, среди которых наиболее широко используется «референциальное расстояние» от данной точки дискурса назад до ближайшего предшествующего упоминания референта; чем меньше расстояние, тем выше предсказуемость. В терминах этой модели было выполнено множество работ по самым различным языкам и языковым феноменам. В более поздних работах проблематика референциальной связности была переистолкована в духе тезиса о том, что грамматика – это набор инструкций по ментальной обработке дискурса, которые говорящий дает слушающему (сам этот тезис представляет собой вариацию общего функционалистского положения о подчиненности грамматики коммуникативным процессам). Гивон, рассматривающий свою работу как продвижение от узко-лингвистического исследования текста к более широкому исследованию интеллекта, предложил когнитивную модель референциальной связности, в которой различается два вида операций: активация внимания и поиск в памяти.
В работах Гивона уделяется примерно равное внимание исследованию дискурса и морфосинтаксиса. Ниже преимущественно рассматриваются направления функционализма, связанные с морфосинтаксисом; о дискурсивных исследованиях см . ДИСКУРС; ТЕКСТ; .
Для современной (особенно американской) лингвистики характерно стремление строить глобальные теории, объясняющие большой объем языковых фактов (ср. генеративную грамматику Н.Хомского, реляционную грамматику П.Постала и Д.Перлмуттера, когнитивную грамматику Р.Лэнакера). Для функционалистов построение глобальных теорий гораздо менее типично. Одно из исключений – это референциально-ролевая грамматика (role and reference grammar), предложенная в 1970-е годы и сейчас развиваемая главным образом Р.Д.Ван Валином и его последователями. Референциально-ролевая грамматика (РРГ) освещается в книгах Функциональный синтаксис и универсальная грамматика (У.Фоли и Р.Ван Валин, 1984) и Успехи референциально-ролевой грамматики (под редакцией Р.Ван Валина, 1993). РРГ – это глобальная теория, претендующая на охват языка в целом, а не какого-то частного круга явлений. Это означает, что трактовка самых разнородных языковых явлений должна быть единообразной и выводиться из ограниченного круга первоначальных постулатов. В отличие от радикальных функционалистов, Ван Валин уделяет основное внимание исследованию грамматики и не считает, что грамматика может быть сведена к каким-либо другим феноменам (например, дискурсным процессам). В отличие от Хомского, он стремится не только к описанию, но и к объяснению грамматики и признает, что язык не сводится к грамматике. РРГ изначально является типологически ориентированной теорией и опирается на данные самых разнообразных языков.
РРГ признает единственный синтаксический уровень и не предполагает никакого аналога трансформаций. Синтаксический уровень непосредственно связывается с семантическим уровнем. Основные компоненты РРГ в ее нынешнем виде следующие: теория структуры клаузы; теория семантических ролей и лексического представления; теория синтаксических отношений и падежа; теория сложного предложения.
Согласно РРГ, клауза состоит из нескольких «слоев»: предиката, аргументов, прочих зависимых от предиката элементов, и «предцентральной позиции» (в которой располагаются, например, вопросительные слова ряда языков). К каждому слою клаузы могут применяться операторы, семантически модифицирующие элементы соответствующего слоя. Пример оператора, областью действия которого является предикат, – грамматический вид; операторы клаузы в целом – грамматическое время, иллокутивная сила (о последней см . РЕЧЕВОЙ АКТ). Особый аспект структуры клаузы – ее информационная структура. Высказывание, согласно РРГ, включает топик (информацию, которую говорящий считает уже известной) и фокус (информацию, добавляемую к топику). В утвердительном высказывании фокус утверждается, в вопросительном является объектом вопроса. Фокус может быть узким и распространяться лишь на одну составляющую (например, именную группу: Что сломалось ? – Сломалась МОЯ МАШИНА ), а может быть широким; в последнем случае различается предикатный фокус (Как твоя машина ? – Она СЛОМАЛАСЬ ) и сентенциальный фокус (Как дела ? – У МЕНЯ МАШИНА СЛОМАЛАСЬ ). Средства маркирования информационной структуры могут быть синтаксическими, морфологическими и просодическими.
Получившие наиболее широкую известность понятия РРГ – это «макророли» Актор (Actor) и Претерпевающий (Undergoer). Наиболее типичный Актор – это агенс, но при отсутствии агенса Актором оказывается аргумент, занимающий более низкое положение в ролевой иерархии; наиболее типичный Претерпевающий – это пациенс. Макророли представляют собой опосредующее звено между чисто семантическими ролями (к числу которых относятся агенс, пациенс, адресат, инструмент и т.п.) и так называемыми синтаксическими отношениями (это отношения между сказуемым и зависимыми от него именными группами; примеры синтаксических отношений – подлежащее, прямое дополнение и т.д. РРГ не предполагает, что во всех языках должны выделяться синтаксические отношения; там же, где таковые отношения выделяются, они могут быть устроены по-разному. Так, в ачинском языке (австронезийская семья, Суматра) все синтаксические конструкции вполне могут быть описаны в терминах макроролей, и привлекать дополнительный уровень синтаксических отношений нет никакой необходимости.
Теория сложного предложения в РРГ состоит из двух основных частей: теории структуры сложного предложения и установления связи между семантическим и синтаксическим представлением сложного предложения. Большое внимание уделяется случаям, промежуточным между сочинением и подчинением в традиционном понимании этих терминов.
РРГ применяется к широкому кругу разнообразных грамматических явлений, к изучению усвоения языка ребенком и речевых расстройств, а также к интерпретации данных нейролингвистических исследований, использующих технику позитронно-эмиссионной томографии.
Проблема неуниверсальности синтаксических отношений подробно разрабатывалась в 1970–1990-е годах российским функционалистом А.Е.Кибриком. Состоит эта проблема в том, что понятия подлежащего, прямого дополнения и т.д., которые часто принимаются (без доказательства) за базовые универсальные понятия, в действительности устроены весьма сложно и по-разному в разных языках, а для описания некоторых языков просто избыточны. В серии работ, основанных на материале разноструктурных языков, А.Е.Кибрик разработал так называемую холистическую(целостную)типологию структуры клаузы. В структуре клаузы выделяются три основных семантических «оси», которые могут кодироваться посредством синтаксических отношений: это уже упомянутые семантические роли, коммуникативные характеристики, или «информационный поток» (тема/рема, данное/новое и т.д.), и дейктические характеристики (говорящий/слушающий/прочие, здесь/там и т.д.). Ролевая ось является самой важной; именно на основе элементарных семантических ролей определяются гиперроли, лежащие в основе различных конструкций предложения, определяющих так называемый «строй языка»: номинативно-аккузативный (при котором пациенс переходного глагола выражается особой формой, называемой формой винительного падежа, и противопоставлен агенсу как переходного, так и непереходного глагола), эргативный (при котором агенс переходного предложения формально противопоставлен пациенсу и непереходному агенсу, которые выражаются одинаково) и активный (при котором агенс противопоставлен пациенсу независимо от переходности) Три семантических оси выражаются тремя логически возможными способами: нулевым, сепаратным (разные значения выражаются по отдельности) и кумулятивным (более одного значения выражается единой формой). Термин «подлежащее» был выработан на основе языкового типа, в котором кумулятивно выражаются несколько семантических осей, отсюда его неуниверсальность.
Согласно А.Е.Кибрику, языки могут различаться с точки зрения того, какие семантические оси они морфосинтаксически кодируют. Так, существуют языки, которые не кодируют ни одной из семантических осей (например, индонезийский язык риау). Далее, есть «чистые» языки, ориентированные преимущественно на одну ось: на семантические роли (например, дагестанские языки), на коммуникативные характеристики (тибето-бирманский язык лису, Таиланд), на дейктические характеристики (язык ава-пит, Эквадор). Наконец, большинство языков представляют разнообразные виды смешений: они кодируют более одной семантической оси в одной и той же клаузе. При этом смешения могут происходить по сепаратному и по кумулятивному способам, и в результате образуется большое число логически возможных типов. Например, в тагальском языке (Филиппины) используется сепаратная коммуникативно-ролевая стратегия, т.е. в клаузе одновременно, но раздельно кодируются ролевые и коммуникативные характеристики именных групп. В тех случаях, когда смешение семантических осей происходит кумулятивно, в языках возникают различные подлежащеобразные синтаксические статусы. Так, типичное подлежащее индоевропейских (синтаксически аккузативных) языков включает и ролевые, и коммуникативные компоненты. В данной концепции морфосинтаксические особенности индоевропейских языков, которые долго рассматривались как «точка отсчета» при исследовании языков других семей и ареалов, оказываются лишь одной маленькой клеткой в исчислении языковых типов.
В работах А.Е.Кибрика были даны функциональные объяснения и целому ряду других морфосинтаксических явлений. Так, в 1980 он сформулировал типологическое наблюдение о предпочтительном порядке словоизменительных морфем в глаголе агглютинативных языков. Линейный порядок аффиксов, с точки зрения близости к корню, обычно бывает следующим: корень – вид – время – наклонение. Объяснение этой формальной закономерности лежит в области семантики: каждая следующая позиция в иерархии доминирует над предыдущей, т.е. производит над ней некоторую семантическую операцию. Таким образом, линейная организация словоформы иконически отражает семантическую иерархию.
Аналогичное наблюдение было сделано и американской исследовательницей Дж.Байби в книге Морфология: Исследование связи между значением и формой (1985). В терминах Байби, ближе к корню маркируются те грамматические категории, которые являются наиболее существенными с точки зрения влияния на семантику корня; этот же фактор рассматривался Байби и при трактовке противопоставления словоизменения и словообразования, которое считается ею градуальным. Байби придает большое значение классическому вопросу об использовании языковых форм в речи: порождаются они по грамматическим правилам или извлекаются из памяти в готовом виде? С ее точки зрения, наиболее частотные формы хранятся готовыми и поэтому часто оказываются нерегулярными.
В книге Дж.Байби, Р.Перкинса и У.Пальюки 1994 Эволюция грамматики: Время, вид и модальность в языках мира речь идет не столько о синхронных, сколько о диахронических (исторических) объяснениях морфологических явлений. Байби и ее соавторы отвергают соссюровский постулат о принципиальной противоположности вневременного (синхронического) и исторического (диахронического) аспектов языка. Основным элементом концепции Эволюции грамматики является понятие грамматикализации, которое вообще чрезвычайно популярно в функционалистской литературе 1980–1990-х годов. Грамматикализация – это диахроническое превращение более свободных (в частности, лексических) элементов в более связанные (грамматические). Например, во многих языках глаголы движения развиваются во вспомогательные глаголы, обозначающие способы действия, а затем могут превращаться в аналитические или даже в синтетические видо-временные показатели. (Так, в английском языке глагол go "идти" дал начало новой форме будущего времени в выражениях типа I am going to read "я буду читать".) Процессы грамматикализации характеризуются значительной однородностью в языках самых различных типов и языковых семей. Это обобщение сделано на основе большой выборки языков мира (около 100), которая послужила эмпирической базой исследования. Выборка строится таким образом, чтобы генетическое и ареальное разнообразие языков было максимальным.
Процедуры формирования языковой выборки играют большую роль в работах другой известной американской исследовательницы – Дж.Николс. Правда, Николс является умеренным функционалистом и интересуется не объяснением грамматических моделей как таковых, а их распределением в языках мира. Николс принадлежит одно из важнейших обобщений грамматической теории последнего времени – противопоставление вершинного и зависимостного маркирования (1986). Синтаксическое отношение между двумя составляющими (словами) может быть морфологически выражено в главной составляющей (вершине), а может быть выражено и в зависимой. Например, отношение принадлежности в генитивной конструкции выражается формой зависимого элемента (дом мужчины ), а в конструкции другого типа, именуемой иногда «изафетной», формой главного элемента (венгерское ember haza , букв. "мужчина дом-его"). Ролевые отношения в клаузе могут маркироваться падежными формами, а могут и формами глагола (в русском языке последнее явление может быть проиллюстрировано согласованием глагола с подлежащим). Помимо чистого вершинного и чистого зависимостного маркирования, встречается также двойное маркирование, варьирование разных моделей и отсутствие морфологического маркирования. Николс предложила взглянуть на языки мира с точки зрения того, как в них распределяется данное противопоставление. Некоторые языки обнаруживают тенденцию к последовательно вершинному или последовательно зависимостному маркированию. Так, два кавказских языка, чеченский и абхазский, реализуют полярные стратегии в этом отношении: в первом используется исключительно зависимостное маркирование, во втором – исключительно вершинное. Другие языки оказываются менее последовательными и располагаются между этими двумя полюсами.
Тип маркирования – исторически устойчивая характеристика языков. Как показано в главной работе Николс Языковое разнообразие во времени и пространстве (1992), он может в определенной мере предсказывать другие базовые характеристики языка: морфологическую сложность, тип ролевой кодировки (аккузативный, эргативный и т.д.), порядок слов, наличие в языке категорий неотъемлемой принадлежности и грамматического рода. Работа Николс основана на тщательно построенной выборке из 174 языков, представительной по отношению к совокупности языков мира и позволяющей проследить генетические и ареальные тенденции языкового варьирования/стабильности. Основной акцент работ Николс – на исторических и ареальных особенностях распределения морфосинтаксических явлений. В своих пионерских работах Николс связывает воедино такие традиционно слабо связанные области знания, как типология, историческая лингвистика и лингвогеография, привлекая к тому же данные геологии, археологии и биологии. Николс предлагает объяснения различиям между языковыми ареалами по генетической плотности (количеству генетических семей на единицу площади). Так, Америка имеет на порядок более высокую генетическую плотность, чем Евразия. Объяснения носят географический, экономический и исторический характер. Низкие широты, побережья и горы – факторы, способствующие возникновению малых групп, а следовательно, большему языковому разнообразию. Империи вызывают понижение генетической плотности в соответствующем ареале. Исследование географического распределения языкового разнообразия, согласно Николс, – необходимая предпосылка для реконструкции древнейшей языковой истории Земли и для содержательной типологии языков. Николс приводит данные о преобладающих грамматических типах и категориях для каждого из ареалов. Высокое структурное разнообразие обычно сочетается с высокой генетической плотностью (особенно в Тихоокеанском регионе и в Новом Свете).
Междисциплинарный характер функционализма проявляется в ряде психолингвистических работ. Современная психолингвистика (во всяком случае американская) в значительной мере ориентирована на проверку генеративной модели языка, однако существует и функциональная школа психолингвистики. В рамках этого направления представлены такие разделы психолингвистики, как синтаксический анализ (Б.Макуинни, Э.Бейтс) и усвоение языка ребенком (Д.Слобин). Некоторые исследования известного психолингвиста Д.Слобина выполнены в сотрудничестве с такими функционалистами, как Дж.Байби и Р.Ван Валин. Существует ряд психолингвистических моделей, особенно актуальных для лингвистического функционализма, поскольку в них первостепенную роль занимает исследование использования различных знаний при понимании языка (У.Кинч, М.Гернсбакер).
Существует целый ряд грамматических школ, которые используют термины «функционализм» и «функциональная грамматика» в своем самоназвании. Хотя многие из них теоретически и методологически не вполне соответствуют очерченному выше пониманию функционализма, они также входят в «функционалистскую вселенную».
Группа петербургских лингвистов под руководством А.В.Бондарко в течение 1980–1990-х годов осуществляла масштабный проект под общим наименованием «Теория функциональной грамматики». Эта концепция выросла как альтернатива и дополнение к традиционной уровневой модели языка, в которой значение обычно анализируется в пределах отдельных единиц, категорий и классов. В подходе А.В.Бондарко значения рассматриваются независимо от формальных классов и категорий – на основе так называемых функционально-семантических полей. Так, в функционально-семантическое поле темпоральности входит не только грамматическая категория времени, но и, например, временные наречия. В серии монографий 1987–1996-х годов были описаны такие функционально-семантические поля, как аспектуальность, временная локализованность, таксис, темпоральность, модальность, персональность, залоговость, субъектность, объектность, коммуникативная перспектива, определенность, локативность, бытийность, посессивность, обусловленность. При описании каждого поля в качестве главной задачи рассматривалась подробная инвентаризация значений, относящихся к данному полю, и средства их формального выражения. Подход Бондарко опирается главным образом на материал русского языка, однако включает и сопоставительный компонент: ряд тем описан на материале других языков или в типологическом аспекте (В.С.Храковский, В.П.Недялков, А.П.Володин, Н.А.Козинцева и др.).
Я.Фирбас и другие представители чешской лингвистической школы с 1960-х годов пользуются понятием «функциональная перспектива предложения». Это вариант в ряду таких синонимичных понятий, как «актуальное членение» (В.Матезиус), «коммуникативная структура высказывания» (Е.В.Падучева), «топикально-фокусная артикуляция» (П.Сгалл и Е.Хаичова), «темо-рематическое членение» (термин, принятый в отечественной русистике) и т.д. Главная идея данного подхода в том, что высказывание или предложение, помимо синтаксического членения, имеет и некоторое другое, менее формальное членение – на тему, или топик высказывания (то, о чем говорящий делает сообщение; исходный пункт), и рему, или комментарий, или фокус высказывания (информация, сообщению которой служит данное высказывание и которая добавляется к теме). Например, в предложении У него нет денег , скорее всего, у него – тема, а нет денег – рема. Иногда предполагается также, что между темой и ремой может быть третья составная часть высказывания – так называемый переход.
В течение последних 25 лет в Институте русского языка АН СССР (ныне РАН) Г.А.Золотовой и ее сотрудниками разрабатывается подход, именовавшийся в разные периоды функциональным синтаксисом и коммуникативной грамматикой. В 1998 была опубликована последняя версия этого подхода – книга . Коммуникативная грамматика, по идее авторов, дополняет традиции русистики, принимая во внимание более широкий круг фактов. Основной методологический принцип коммуникативной грамматики состоит в поиске взаимообусловленных характеристик трех типов языковых явлений: значения, формы и функции. Главная сфера исследования коммуникативной грамматики – типология моделей предложения. Помимо основной модели (подлежащее + сказуемое) и ее модификаций (например, неопределенно-личная конструкция), рассматриваются предложения со сказуемым в виде инфинитива, предикатива, именных категорий и т.д. Эти типы предложений описываются не только структурно, но и через призму их коммуникативных функций. На основе типологии простых предложений рассматриваются коммуникативные характеристики полипредикативных конструкций и коммуникативная организация текста (в частности, актуальное членение и коммуникативные регистры).
Родственный подход под названием функционально-коммуникативный синтаксис разрабатывается в течение ряда лет в МГУ под руководством М.В.Всеволодовой. Наименование данного подхода связано с тем, что при анализе значения предложения рассматривается не только его «объективное», или пропозициональное содержание (описываемая ситуация), но и коммуникативные установки говорящего. На этой основе рассматриваются порядок слов, фокусирование, залог. В рамках данного подхода были исследованы также некоторые текстовые структуры, в частности приведение иллюстраций говорящим, пояснение, указание на источник информации.
Подход, развивавшийся с начала 1970-х годов американским лингвистом С.Куно и подытоженный им в книге 1987 Функциональный синтаксис: анафора, дискурс и эмпатия , принадлежит к числу наиболее консервативных версий функционализма. Для Куно функциональный синтаксис – всего лишь особый «модуль», который должен быть добавлен к формальной грамматике, чтобы улучшить ее эффективность. Для этой цели Куно инкорпорировал в аппарат генеративной грамматики целый ряд понятий, ранее использовавшихся только функционалистами: дискурс, топик, логофорические местоимения. Он предложил специальное «логофорическое правило», которое трансформирует местоимение 1-го лица в прямой речи в местоимение 3-го лица в косвенной речи (Али утверждал , что он лучший боксер в мире ). Куно ввел в синтаксический обиход понятие эмпатии – принятия говорящим точки зрения участника описываемого события. Эмпатия может выражаться разными способами (выбором способа обозначения референта, выбором подлежащего, порядком слов), и конкретное предложение должно быть гармонично с точки зрения этих способов выражения эмпатии. Например, во фразе Джон побил своего брата говорящий принимает точку зрения Джона, а вот фраза Брат Джона был побит им является неудачной, так как в ней разные аспекты формальной структуры указывают на разное направление эмпатии (т.е. ситуация рассматривается отчасти глазами Джона, а отчасти – глазами его брата).
Одно из наиболее известных направлений было основано в 1970-е годы нидерландским лингвистом С.Диком и в настоящее время развивается его последователями (К. де Гроот, М.Болкестейн и др.) в Нидерландах, Бельгии, Дании, Великобритании, Испании. В университете Амстердама есть специальный центр, работающий в русле грамматики Дика, – Институт функциональных исследований языка и языкового употребления. Функциональная грамматика Дика строится как глобальная теория языка и опирается на постулат о функциональном характере языка как средства социального взаимодействия (в этих отношениях она аналогична референциально-ролевой грамматике). Это, в частности, означает, что языковая структура должна находить объяснение в механизмах коммуникации и психологических характеристиках говорящих. Функциональная грамматика стремится к типологической, прагматической и психологической адекватности. При этом в грамматике Дика важное место занимает формальный компонент: конкретные утверждения о структуре предикатов, предикаций, пропозиций (это три разных понятия) обычно делаются в виде формул. В функциональной грамматике уделяется большое внимания таким процессам, как приписывание синтаксических функций, отображение функциональных структур в морфосинтаксические структуры, и таким языковым явлениям, как типы глаголов и аргументных структур, порядок слов, залог, тема и топик.
Значительной популярностью во многих странах пользуется системно-функциональная грамматика британско-австралийского лингвиста М.Хэллидея. Это направление развивает традиции, представленные такими британскими лингвистами, как Дж.Фёрс и Дж.Синклер. Работа Хэллидея опирается и на некоторые идеи чешской лингвистической школы. В настоящее время системно-функциональная грамматика весьма замкнута и мало подвержена внешнему влиянию, зато ее влияние на других функционалистов весьма ощутимо. Многие идеи системно-функциональной грамматики были изложены в книге Хэллидея Функциональная грамматика (1985). Хэллидей строит теорию языка «от нуля» и рассматривает почти все уровни организации языковой системы – от именной группы до целого текста. В качестве базового понятия он использует понятие предикации, или клаузы. Базовыми аспектами клаузы являются: тематическая структура (Хэллидей обсуждает и иллюстрирует темо-рематическое членение гораздо более подробно и детально, чем это делается в большинстве других грамматических теорий), диалогическая функция (Хэллидей предлагает оригинальную классификацию типов взаимодействия между участниками диалога) и семантические типы предикаций. На основе клаузы рассматриваются более мелкие единицы (например, именные группы), комплексы клауз, интонационная и информационная структура (данное/новое в сопоставлении с темой/ремой). Наиболее известная часть работы Хэллидея (первоначально опубликованная в 1976 совместно с Р.Хасан) – это теория связности дискурса. Связность, или когезия (cohesion), достигается при помощи референции, эллипсиса, конъюнкции и лексических средств (таких, как синонимы, повторы и т.д.). Хэллидей занимался также соотношением устного и письменного языка. Системно-функциональная грамматика основана почти исключительно на английском материале, но в силу общего характера обсуждаемых проблем во многом могла бы остаться неизменной, даже если бы была написана на базе другого языка.
Андрей Кибрик
Литература:
Тезисы Пражского лингвистического кружка
. – В сб.: Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков, ч. II. М., 1965
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика
. – В кн.: Структурализм: «за» и «против». М., 1975
Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность
. Временная локализованность. Таксис
. Под. ред. А.В.Бондарко. Л., 1987
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка
. М., 1988
Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания
. М., 1992
Звегинцев В.А. Функция и цель в лингвистической теории
. – В кн.: Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. М., 1996
Ньюмейер Ф.Дж. Спор о функционализме и формализме в лингвистике и его разрешение
. – Вопросы языкознания, 1996, № 2
Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функционализм
. – В сб.: Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Под ред. А.А.Кибрика, И.М.Кобозевой и И.А.Секериной. М., 1997
Лингвистическая концепция Ф. де Соссюра отличалась значительной противоречивостью и наряду с положениями, которые дали основания Л. Ельмслеву сделать его крайние выводы, бесспорно, содержала ряд замечательных мыслей, наблюдений и заключений. Именно положительные стороны учения Ф. де Соссюра стремилось развить и воплотить в конкретных исследованиях содружество работавших в Праге языковедов, получившее название Пражского лингвистического кружка (ПЛК). Очень скоро это объединение вышло далеко за локальные признаки и сложилось в оригинальное лингвистическое направление, представители которого после некоторого пересмотра и уточнения своих теоретических положений (подчеркивая свое принципиальное отличие от глоссематики Ельмслева и дескриптивной лингвистики) придерживаются ныне наименования функциональной лингвистики.
Пражский лингвистический кружок организационно оформился в 1926 г., объединив ряд русских лингвистов - Н. Трубецкого (1890 - 1938), Р. Якобсона, С. Карцевского (1884 - 1955), чехословацких языковедов - В. Матезиуса (1882 - 1945), В. Скаличку, Ф. Травничека, Б. Гавранека и других, а также учеников В. Матезиуса - И. Вахека, Б. Трнка и пр. С 1929 по 1939 г. Пражский лингвистический кружок издавал свои «Труды» («Travaux de Cercle linguistique de Prague»). В первом томе этих «Трудов», приуроченном к 1-му съезду славистов, были опубликованы «Тезисы» ПЛК, содержащие теоретическую программу недавно возникшего лингвистического объединения (с небольшими сокращениями они приводятся в настоящей книге). В 1951 г. на страницах журнала «Tvorba» в Чехословакии развернулась дискуссия, затрагивавшая в первую очередь структуралистские основы ПЛК. Эта дискуссия способствовала окончательному формулированию теоретических положений ПЛК, основная методическая направленность которых характеризуется и самим наименованием - «функциональная лингвистика». Именно с точки зрения этой характерной черты и следует рассматривать и оценивать данное лингвистическое направление.
Функциональная лингвистика исходит из структурного понимания языка и в соответствии с этим полагает необходимым опираться на структуральные методы лингвистического исследования. Однако само понимание структурализма (и способа его приложения к изучению языковых явлений) резко отличается от той его трактовки, которую он получает у Л. Ельмслева или в дескриптивной лингвистике. «Структурализм, - устанавливают представители функциональной лингвистики, - является, на наш взгляд, направлением, рассматривающим языковую действительность как реализацию системы знаков, которые обязательны для определенного коллектива и упорядочены специфическими законами. Под знаком пражская школа понимает языковой коррелят внеязыковой действительности, без которой он не имеет ни смысла, ни права на существование». Учитывая тот факт, что «структура языка тесно связана с окружающими ее структурами», пражские структуралисты большое внимание уделяют изучению различных функциональных и стилистических слоев языка и отношений языка к литературе, искусству, культуре. Такого рода соотносительное изучение структуры языка исходит из того положения, что языковой знак нельзя рассматривать независимо от его реализации: это нераздельные явления и сами противопоставления, складывающиеся внутри структуры языка, поэтому следует изучать как отношения реальных элементов, имеющих реальные качества и признаки.
Чрезвычайно характерной чертой функциональной лингвистики является то, что она не ограничивается в своей исследовательской работе синхронической плоскостью языка, но применяет структуральные методы к изучению процессов развития языка, т. е. к его диахронии. В этом последнем случае внимание исследователя обращается не на описание изменений фактов языка (исторический или даже хронологический дескриптивизм), а на вскрытие причин этих изменений. Такое интересное и многообещающее направление в современной языковедческой работе, как диахроническая фонология, является прямым производным основных теоретических положений функциональной лингвистики.
В тесной и логической связи с изложенными теоретическими принципами находится и трактовка, с одной стороны, взаимоотношений синхронической и диахронической плоскостей языка, а с другой стороны, - соссюровского противопоставления «языка» и «речи». Синхрония и диахрония не представляют в функциональной лингвистике независимых областей и аспектов изучения языка, но взаимопроникают друг в друга. «Диахронные законы отличаются в структурном языкознании от синхронных только тем, что они ограничены во времени относительной хронологией и приводятся в исторической последовательности». А что касается дихотомии «язык/речь», то «языковые факты, толкуемые де Соссюром как речь (parole), пражская школа считает высказываниями, т. е. языковым материалом, в котором языковедам следует определять законы «интерсубъектного» характера».
Направляя свои усилия на анализ языковой действительности, данной в высказываниях, представители функциональной лингвистики основной своей задачей считают вскрытие действующих в языковой действительности законов. Лингвистические законы, будучи законами абстрактными, «в отличие от законов естествознания, действующих механически, являются нормирующими (нормотетическими) и, следовательно, имеют силу только для определенной системы и в определенное время».
Традиционные методы лингвистического исследования функциональная лингвистика стремится соединить с квантитативными («математическая лингвистика»). «Для полного познания языковой действительности, - говорится в ее научной программе, - следует сочетать качественный анализ элементов языка с количественным (статистическим) анализом». Подобного рода квантитативный подход к изучению языка во многом способствовал становлению и развитию математических методов лингвистического исследования, ныне широко применяемых в прикладной лингвистике.
В последние десятилетия существенно возрос интерес к языку как активной, функционирующей системе. Функциональный подход к рассмотрению языка позволяет увидеть, как «работают», действуют языковые элементы в речи.
Структурно-системный подход дает нам ответ на вопрос лишь о строении объекта, функциональный подход дает возможность понять, каково назначение данного объекта.
Функционализм в лингвистике окончательно оформился в научную парадигму в XX веке, однако идея о том, что основополагающие свойства языка не могут быть описаны и объяснены без их соотношения с функциями языка, обсуждается на протяжении всего развития языкознания. Апелляция к человеческой составляющей в языке с новых коммуникативных позиций позволила проанализировать и оценить язык в заданном аспекте, изменив тем самым саму модель языка.
История развития данного научного направления есть «совокупность школ и направлений, возникших как одно из ответвлений структурной лингвистики, характеризующееся преимущественным вниманием к функционированию языка как средства общения» [Ярцева 2000: 192]. Предпосылки становления функционального подхода отражены в научных трудах ведущих ученых: [Бенвенист 1974; Бодуэн де Куртенэ 1963; Виноградов 1972; Есперсен 1958].
Серьезные шаги в разработке теоретических основ функционального понимания языка предпринял Бодуэн де Куртенэ, четко определивший язык как психосоциальное явление, форму человеческой деятельности, в равной степени обращенную как внутрь человеческого сознания, так и вне его - на предметный, эмпирически постижимый мир. Такая постановка проблемы выявляла в языке основное его сущностное свойство - быть функцией, отношением, переменной между работой сознания человека и его предметной коммуникативной деятельностью: "Объяснение языковых изменений может быть только психологическое и до некоторой степени физиологическое. А психическая и физиологическая жизнь свойственна только индивидууму, но не обществу.
Психические процессы и физиологические изменения происходят только у единиц, но никогда не происходят в обществе. А то, что у разделенных между собой индивидуумов они происходят подобным образом или даже одинаково, зависит, во-первых, от одинаковости уклада и условий существования, во-вторых, - при психических изменениях - от
само собой разумеющегося взаимного общения обобществившихся индивидуумов" [Бодуэн де Куртенэ 1963: 223].
Основной принцип функционального подхода был опубликован в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» в начале 30-х годов XX века и состоял в понимании языка как целенаправленной системы языковых средств выражения определённой функции (что послужило для дальнейшего развития телеологического принципа). Саму же «функцию» пражские лингвисты понимали как «целевую установку речевого высказывания» [Звегинцев 1965: 75]. К основным теоретикам
функционализма этого периода относят С. И. Карцевского, Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона [Звегинцев 1965].
Одной из самых ранних классификаций функций языка является классификация Карла Бюлера, предложенная им в 1930-е годы. Согласно этой классификации, существуют три коммуникативные функции языка, берущие начало в психической способности человека мыслить, чувствовать и выражать волю. Порождаемые функции, по мнению К. Бюлера, соответствуют трем компонентам коммуникативного процесса и трем грамматическим лицам.
Коммуникативный процесс включает в себя ряд составляющих: предмет речи, говорящего и слушающего. Грамматических лиц автор наделяет экспрессивной функцией (самовыражение говорящего), апеллятивной (обращение к слушающему) и репрезентативной функцией (передача сведений о внешнем по отношению к коммуникации мире). Последнюю «функцию человеческого языка» К. Бюлер считал превалирующей [Бюлер 1934: 7].
Трехчленная модель коммуникативного акта способствует передаче информации от говорящего к слушающему путем сообщения определенных сведений - истинных или ложных, реализуя тем самым информативную функцию коммуникативного процесса. Передача информации в таком типе
высказывания осуществляется в двух ипостасях: что сказать и каким образом.
Говорящий в процессе коммуникации должен ясно себе представлять, что именно, как и с какой целью он хочет сказать, и какую ответную реакцию получить. Использование эвфемизмов в процессе коммуникации способствует регулированию этико-этикетных, правовых отношений между участниками сообщения.
Р. О. Якобсон дополнил схему К. Бюлера, предложив модель, включавшую шесть компонентов коммуникации: говорящего, адресата, канал связи, предмет речи, код и сообщение. На основании этой модели были рассмотрены шесть функций языка: к трем функциям К. Бюлера, переименованным соответственно в эмотивную, конативную и референтивную, были добавлены фатическая, метаязыковая и поэтическая.
Реализуясь на практике, выделенные функции позволяют говорящему осознавать значение высказывания для себя лично. Например, при использовании конкретной, намеренно подобранной лексемы можно получить желаемое или предупредить нежелательное развитие событий. Таким образом, в рамках любого коммуникативного акта заложен прагматический аспект, обслуживающий ту или иную функцию в процессе коммуникации.
Значительно доработали теорию функциональной лингвистики зарубежные лингвистические школы, которые сузили круг научных интересов дисциплины. Любая коммуникативная функция наделена категорией изменчивости и способна в зависимости от интенций говорящего регулировать выбор языковых средств. Так, Ш. Балли и представители Женевской школы, опирающиеся на идеи Ф. де Соссюра, разработали теорию перехода языковых единиц в зависимости от изменения функции, а также предложили идею иерархизировать языковую систему и ее речевую динамику [Балли 1955].
Функционализм в рамках Женевской школы отождествлялся с функционированием языка как особой семиотической системы, реализуемой в общении. Отличительной особенностью функционализма этой школы можно считать всеобъемлющий охват - рассмотрение лингвистических и экстралингвистических проблем. Представители Женевской лингвистической школы несколько иначе по сравнению с приверженцами Женевской школы подходили к понятию функции. Исследователи говорили о функциональности, связывая её с функционированием системы языка в коммуникации или речи, не придавая ей статуса терминологизированного понятия.
Функциональная направленность и функциональная нагруженность предполагаемого сообщения диктует нам выбор языковых средств, зависящих не только от говорящего, но и от типа собеседника, с которым мы вступаем в ролевые отношения в процессе коммуникации. Таким образом, категория изменчивости является определяющей при выборе языковых единиц в рамках функционального подхода.
Большое влияние на конкретный, ситуативный, единичный процесс общения в частности и на процесс коммуникации, ситуации общения вообще влияет фактор социального окружения, в котором мы общаемся, функционируем. Французский исследователь Г. Гийом обратился к анализу языковой действительности с учетом социальных и человеческих факторов, выделяя тем самым коммуникативную функцию языка и акцентируя внимание на «рациональной организации языкового содержания в речи» [Гийом 1992: 96]. Такой подход в целом характерен для французского функционализма (ер. [Мамудян 1985; Мартине 1963; Rossi 1977]).
Рациональная организация сообщения указывает на заранее спланированную, продуманную содержательную составляющую высказывания говорящего, который, подчиняясь постулатам речевого
поведения, организует свое выказывания таким образом, чтобы не покинуть социально, морально, этически допустимых границ.
В рамках бихевиоризма язык рассматривается как совокупность его содержательной, интерактивной и текстуальной функций, при этом особая роль уделяется не столько языку, сколько человеку как субъекту коммуникации и общества. По мнению М. Хэллидея, «текстуальная функция необходима речи для конструирования и установления связей между предложениями текста (устного или письменного). Благодаря интерактивной функции язык возможно использовать для идентификации индивидов как языковых личностей, а также для установления и поддержания общественных отношений» .
Другой представитель лондонской школы, Дж. Фёрс, понимал под «функционализмом» «возможность использования языка в контексте различных ситуаций» [Фёрс 1978: 25-35]. В тот период понимание контекстного использования языка было не новым. Д. Фёрс отталкивался от понятия, предложенного Б. Малиновским, считавшим «контекст частью социального процесса, в котором центральным и отличительным признаком являлось речевое событие» [Малиновский 2004: 687].
В своей теории Д. Фёрс выделил 4 языковые функции, соотносящиеся с уровнями языковой системы: «малую», под которой понимал фонетическую функцию, и 3 основные функции - «лексическую, морфологическую и синтаксическую» [Фёрс 1962: 72-98]. По мнению исследователя, «законченное контекстуальное высказывание должно было реализовываться в рамках лексической функции» [там же].
В рамках этой идеи становится очевидной роль ситуативной и социальной адаптации языковых единиц относительно среды и языковой личности. Такого типа адаптация благоприятствует протеканию эффективной речевой ситуации и позволяет не создавать между коммуникантами и окружающей их действительностью неблагоприятной атмосферы, влияющей на исход общения. Положение о роли адресата и
адресанта, сменяя идею главенства содержательной функции, выходит на первый план, поэтому в разработанной классификации типов эвфемизмов с функциональных позиций, представленной в пункте 2.3. предпринятого исследования, целесообразно рассмотрение изучаемого явления с позиций говорящего и слушающего.
Автор предстает выразителем иллокутивной силы высказывания, а слушающий при помощи перлокутивной силы сообщения совершает попытки дешифровки информации, но степень этой дешифровки индивидуальна и напрямую зависит от фоновых знаний адресата.
«Функциональное описание любого языкового явления охватывает несколько элементов: систему речевой семантики и функций со своими аргументами; морфологическую систему; прагматическую систему, включающую такие понятия, как иллокутивная сила, пресуппозиция, топиковость и определенность; систему социальных норм, управляющих различными видами речевых событий и деятельности» [Демьянков 2003; Foley, Van Valin 1984: 14].
Функциональная лингвистика должна стремиться только к констатации взаимодействия синтаксиса, семантики и прагматики, не берясь что-либо предсказывать, так как функциональные теории занимаются системами, а не реальным поведением. В центре внимания находятся средства, используемые языками для указания на ситуации (и их участников) в дискурсе.
В отечественной функциональной лингвистике языковые явления рассматривались на основе их функциональной природы в языке и речи. Функциональный подход реализуется при анализе разных видов коммуникативной деятельности с учетом когнитивных процессов, психологических механизмов, стратегий и эффективности коммуникативного взаимодействия, обеспечивающего акт коммуникации.
В рамках современной лингвистики коммуникативность является главной составляющей функционального рассмотрения языка.
Под «коммуникативностью» понимается совокупность трех признаков: «системности - взаимосвязи речевых элементов» [Золотова 1973: 199]; «функциональности - цель осуществления коммуникации» [там же: 6]; «семантичности - передача определенного содержания с целью осуществления коммуникации» [там же: 336]. Данный подход к явлению коммуникативности приводит к существованию в современной лингвистике разных функциональных подходов. Такое понимание процесса коммуникации наиболее полно отражает концепцию предпринятого исследования, основанного на совокупности трех признаков для выполнения контактоустанавливающей функции в системе общения.
Однако все подходы сводится к двум разновидностям: «внутрифункциональному» и «внешнефункциовальному» [Сусов 1986: 132- 133]. В рамках «внутрифункционального или структурно-функционального подхода исследуемыми величинами становятся языковые категории какого- либо уровня, а "средой" - более широкая совокупность единиц, категорий того же или более высокого уровня, языковая система в целом, текст как развернутая система языковых знаков» [там же: 132].
К «внешнефункциональному или собственно функциональному подходу» [там же: 132-133] исследователь относит «соотносящиеся с объектами языковые единицы, составляющие внеязыковую среду» [там же: 133].
При таком подходе происходит вычленение самостоятельной парадигмы, развивающейся по двум основным направлениям: коммуникативно-функциональному подходу, где в качестве внешней среды берется сфера коммуникации, общения посредством языка и когнитивно- функциональному подходу, при котором внешней средой, в которой функционирует языковая система, выступает сознание, его структура. В рамках данного подхода показательны концепции Н. Д. Арутюновой, А. В. Бондарко, Г. А. Золотовой, И. И. Мещанинова, Т. В. Чернышовой [Арутюнова 1976; Бондарко 1996; Золотова 1973; Мещанинов 1973; Чернышова 2005].
Взаимосвязь этих направлений образует понятие функционализма, при котором процессу коммуникации предшествует определенная целевая установка говорящего, реализующаяся в виде конкретного высказывания, образующего «языковую систему», задающую начало когнитивным процессам слушающего.
Конкретное высказывание, воспринимаясь слушающим / читающим, определяет степень понимания / непонимания смысла сообщения и функции в рамках конкретного коммуникативного акта. Следовательно, в основе функционализма лежит понятие функции.
«Разные школы придерживаются разных аспектов понятия функции: потенциального, целевого, ролевого, позиционного, семантического и ситуативно-коммуникативного» [Левицкий 2010: 33] (см. подр. [Гак 1986]).
Сегодня в лингвистике понятие «функция» принято рассматривать с точки зрения широкого и узкого подхода. В рамках узкого подхода функция выполняет «роль отдельных языковых единиц для выполнения своего предназначения в высказывании» [Левицкий 2010: 34]. При широком понимании под функцией понимается «способность самого высказывания обеспечивать акт коммуникации» [там же].
Для сторонников широкого понимания функции «функциональный» - это служащий какой-то цели, выполняющий определенное назначение, а функциональные свойства вполне согласуются с представлением о том, что единицы языка могут классифицироваться по своим функциональным признакам. «Использование слов вытекает из их общего значения, а значение приобретает грамматическую значимость благодаря наличию ряда моделей употребления» [там же: 33] (см. подр. [Петрова 1989: 6]).
«Любой элемент языка выполняет свою особую функцию, в которой проявляется его сущность как компонента структуры» [там же: 34] (см. подр. [Аврорин 1975: 33]). Очевидно, что функционирование единиц языка в речи напрямую зависит от целей коммуникативного акта, порождая адекватное восприятие в процессе коммуникации.
Узкое, специализированное определение функции подчинено структурной организации языковых единиц на каждом из его уровней. Например, лексический уровень «ориентирован на описание системы знаков исходя из системы сигнификатов» [Рудяков 1990: 16], так как основное назначение функции в данном случае - «хранение и выражение конкретного языкового понятия» [Рудяков 1992: 146].
При определении функций (в узком понимании) грамматических значений слов М. А. Шелякин выделяет функции, относящиеся к языку и речи. Первые автор классифицирует на функции: формирования и выражения частеречных грамматических значений и значений членов предложения. Частеречные функции М. А. Шелякин подразделяет на «функцию актуализации сообщений о событиях и функцию установления связей и отношений между структурными компонентами события и самыми событиями в планах своих значений». Такое деление формирует семантически и грамматически связный текст, придавая ему тем самым целостный характер [Шелякин 1997: 39].
Синтаксическая функция, как правило, уподобляется позиции слова в синтагматическом ряду и напрямую зависит от контекстуального окружения синтаксической последовательности в предложении или словосочетании [Иванова 1981; Маслов 1987; Уфимцева 1968; Huddleston 1988; Ilyish 1971].
В контексте узкого подхода определение понятия «функция» рассматривает также исследователь А. В. Бондарко. Суть его подхода заключается в «признании функции как назначения, предназначения, цели употребления языковых единиц» [Бондарко 1996: 43-44]. Введя понятие «семантической функции», автор раскрыл ряд вопросов, касающихся проблем соотношения функции и значения. Таким образом, А. В. Бондарко обращает внимание одновременно на несколько проблемных вопросов в лингвистике, касающихся узуальных и окказиональных значений языковых единиц в речи, для понимания которых важную роль играют такие факторы
как: «компетенции участников коммуникации, фоновые знания и сама ситуация общения» [там же: 46; Чернышова 2005].
«Понимание «функции» с позиций синтаксиса и морфологии ориентируется на значение формы и позиции, которую занимает лексема. «При таком подходе, слова становятся инструментами, предназначенными для выполнения определенных задач. Роль, которую играют слова в механизме выражения мысли, и есть функция» [Теньер 1988: 50].
Е. В. Гулыга даёт функции определение, в котором во главу угла ставится речевой аспект реализации основных характеристик языкового знака. Исследователь понимает под функцией роль, присущую "данному знаку в речевом процессе" [Гулыга 1967: 15].
Функция - свойство относительное, определяемое системой языка. Оно, с одной стороны, определяется внутри этой системы, а с другой реализуется в конкретных коммуникативных актах.
Основная задача современного этапа функционализма - дать объяснение причинам изменения форм и употребления языковых средств. Способствует этому разработка определения функции, синтезирующей коммуникативные показатели (функциональный аспект акта коммуникации) и когнитивные показатели (функциональный аспект речепорождения и речевосприятия).
Представитель Томской лингвистической школы 3. И. Резанова под функцией понимает - «ось расхождения теоретических построений и практических описаний языка» [Резанова 1996: 19].
Таким образом, функционализм - одна из составляющих «предпосылочного знания», «предварительного понимания», что привело к вариативности толкования данного явления, к множеству понятий описания [Кубрякова 1995: 217]. Очевидно, что под предварительным пониманием имеется в виду интенция говорящего, образованная путем замысла автора.
В рамках предпринятого исследования, опираясь на концепцию 3. И. Резановой в области функционализма и датских ученых, которые под
функцией понимали - отношение, реляцию, зависимость двух или более единиц, синонимичных термину цель, назначение, при рассмотрении эвфемизмов с функциональной позиции, мы разделяем участников коммуникации на говорящих и слушающих, посылы и реакции которых взаимные, но стратегия речевого акта представляется по-разному: каждый из участников коммуникации имеет свои цели и намерения в процессе речевого акта, у каждого своя стратегическая роль.
Язык в рамках данного подхода нами рассматривается как система средств выражения, служащая определенной цели и образующая высказывание как единицу, функция которой - строить текст, а функция эвфемизмов, таким образом, сводится к передаче информации, регуляции отношений между коммуникантами.
11. Функционализм, формы его проявления на различных этапах развития филологических исследований.
В огромной литературе по исследованию текста как коммуникативной дельности просматривается тенденция к формированию традиционной для лингвистики дихотомии формального (структуралистского) и функционального подходов, начиная с дихотомии В. фон Гумбольдта ergon/energeia, соссюрианской langue/parole. В исследовании текстов такая дихотомия представлена как текст/дискурс.
Первые исследования текста проводились на формальных основаниях структурной лингвистики. В них текст рассматривался как единица анализа бОльшая, чем предложение (супрасинтаксис). Это направление логически завершилось выявлением связности и цельности текста как структуры. Можно сказать, что это были чисто структуралистские подходы к изучению синтактики функционально-строевых элементов текста. Это была лингвистика связного текста (см. Николаева 1978).
Продолжая принцип классификации Н. Энквиста, можно определить современный этап в исследовании текста как интегративный, на основе функционального подхода к различным типам текста. Пафос исследования концентрировался в основном на процессах понимания текста как материальной проявленности коммуникации – лингвистика перешла к исследованию дискурсивности.
В этом переходе произошла контаминация двух терминов – текста и Дискурса. Как и в других дихотомиях, упомянутых выше, в этой дихотомии оба конституента манифестируют одно и то же, рассматриваемое с разных позиций. В нашей работе мы будем пользоваться термином «текст» в обыденном смысле, и если необходимо подчеркнуть особые аспекты исследования текста, мы используем определители – структурный и функциональный/дискурсивный.
Функциональный аспект рассмотрения текста направлен на изучение текста как цельного знака в различных экстралингвистических контекстах: интер-контексте, ситуативном, социальном, психологическом (Parret 1983: 94-98). При этом размеры текста не имеют значения: текст в материальном плане быть может равен фонеме, морфеме, слову, словосочетанию, высказыванию и достаточно протяженнным целостностям. Важно в исследовании функциональности текста то, что делает текст текстом.
В науке о языке функционализмом называется теоретический подход, который утверждает, что фундаментальные свойства языка не могут быть описаны без обращения к понятию функции. К числу наиболее ключевых функций языка относятся коммуникативная (язык как средство передачи информации от одного человека другому) и эпистемическая, или познавательная (язык как средство хранения и переработки информации). Многие современные направления функционализма ставят перед собой более конкретную задачу – объяснение языковой формы ее функциями.
Хотя лингвистический функционализм сформировался лишь в течение двух последних десятилетий, соответствующее направление мысли присутствовало в лингвистике, вероятно, на протяжении всей ее истории.
К числу предшественников современного функционализма можно причислить таких ученых, как А.А.Потебня, И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.М.Пешковский, С.Д.Кацнельсон в России; Э.Сепир в Америке; О.Есперсен, В.Матезиус и другие «пражцы», К.Бюлер, Э.Бенвенист. Одна из наиболее ранних программных публикаций функционализма – Тезисы Пражского лингвистического кружка (1929), в которых Р.О.Якобсон, Н.С.Трубецкой и С.О.Карцевский определяли язык как функциональную и целенаправленную систему средств выражения. Функциональные идеи были конкретизированы в работах чешского лингвиста В.Матезиуса, который предложил понятие актуального членения предложения. Немецкий психолог и лингвист К.Бюлер в 1930-е годы предлагал различать три коммуникативные функции языка, соответствующие трем участникам/компонентам коммуникативного процесса (говорящему, слушающему и предмету речи) и трем грамматическим лицам – экспрессивную (самовыражение говорящего), апеллятивную (обращение к слушающему) и репрезентативную (передача сведений о внешнем по отношению к коммуникации мире). Р.О.Якобсон развил функциональную схему Бюлера и идеи пражцев, предложив более детальную модель, включавшую шесть компонентов коммуникации – говорящего, адресата, канал связи, предмет речи, код и сообщение. На основании этой модели были исчислены шесть функций языка: в дополнение к трем бюлеровским функциям, переименованным соответственно в эмотивную, конативную и референтивную, были введены фатическая (разговор исключительно ради проверки канала общения, например дежурный диалог о погоде; термин «фатическая коммуникация» принадлежит британскому этнографу Б.Малиновскому), метаязыковая (обсуждение самого языка общения, например объяснение того, что значит то или иное слово) и поэтическая (сосредоточение внимания на сообщении ради него самого путем «игры» с его формой).
Место функционализма в современной лингвистике во многом определяется его противостоянием другой методологической установке – формализму, в особенности генеративной грамматике Н.Хомского. Языковая структура в разных версиях генеративной грамматики определяется аксиоматически, при этом универсальная грамматика (языковая компетенция) считается врожденной и потому не нуждающейся в объяснении функциями (употреблением) и не связанной с другими когнитивными «модулями» и т.д.
Противопоставление формализма и функционализма не является очевидным. Здесь участвуют по крайней мере два различных, логически независимых параметра: 1) интерес к формальному аппарату представления лингвистических теорий и 2) интерес к объяснениям языковых фактов. Функционалисты в отдельных случаях формализуют свои результаты, но не готовы к тому, чтобы объявить формализацию главной целью лингвистического исследования. Формалисты объясняют языковые факты, но объясняют их не языковыми функциями, а аксиомами, которые формулируются априори. (Основой такого подхода является ключевой для генеративизма принцип методологического монизма, отрицающий равноправие двух принципиально различных типов научного объяснения – характерного для естественных наук каузального и свойственного гуманитарным наукам телеологического; научным признается только первый). Таким образом, различие между функционализмом и формализмом на определенном уровне рассмотрения может рассматриваться как различие в главном «фокусе интереса». Для функционалистов он состоит в том, чтобы понять, почему язык (и язык в целом, и каждый конкретный языковой факт) устроен так, как он устроен. Функционалисты не обязательно негативно относятся к формализации, просто этот вопрос для них не является главным.
Характерные черты и принципы лингвистического функционализма.
Следует назвать несколько важных и взаимосвязанных характеристик современного функционализма, отличающих его от большинства формальных теорий.
Во-первых , функционализм – это принципиально типологически ориентированная лингвистика. Функционализм не формулирует никаких априорных аксиом о структуре языка и интересуется всем объемом фактов естественных языков (в противоположность генеративной грамматике, которая первоначально была создана Н.Хомским как некая абстракция английского синтаксиса, а в течение 1970–1990-х годах подвергалась существенным изменениям в попытках примирить материал типологически разнородных языков с априорной аксиоматикой). Даже те функциональные работы, которые имеют дело с каким-то одним языком (будь то английский или какой-нибудь «экзотический» язык), как правило, содержат типологическую перспективу, т.е. помещают факты рассматриваемого языка в пространство типологических возможностей. Вторая характеристика функционализма – эмпиризм, оперирование с большими корпусами данных. В-третьих, для функционализма типично использование количественных методов – от простых подсчетов до статистики в полном объеме. Наконец, для функционализма характерна междисциплинарность интересов. Функционалисты часто работают на непосредственном стыке или даже на территории других наук – таких, как психология, социология, статистика, история, естественные науки. Основополагающая идея функционализма – признание того, что языковая система производна от своего рода «экологического контекста», в котором функционирует язык, т.е., в первую очередь, от общих свойств и ограничений человеческого мышления (иначе говоря, когнитивной системы человека) и от условий межличностной коммуникации. Поэтому объяснения языковой формы, используемые функционалистами, обычно адресуются к явлениям, внешним по отношению к исследуемому объекту (т.е. по отношению к языковой форме).
Функционалисты предлагают множество различных типов объяснений, отметим наиболее распространенные. В начале 1980-х годов А.Е.Кибрик и Дж.Хэйман напомнили о принципе иконичности, т.е. непроизвольном, мотивированном соответствии между формой и функцией. Этот принцип редко упоминался в лингвистике 20 в., в которой доминировал постулат Ф.Соссюра о произвольности знака.
Очень важен для современного функционализмапринцип мотивации грамматики дискурсивным, или текстовым употреблением. Грамматика трактуется функционалистами как результат рутинизации, «кристаллизации» свободного дискурсивного употребления. Например, между фрагментами дискурса имеют место смысловые отношения типа причина , последовательность , условие и т.п. В грамматике эти смысловые отношения могут «кристаллизовываться» в виде соответствующих типов сложноподчиненных конструкций (причинных, временных, условных) и характерных для них союзов (так как , когда , если ).
В рамках современного функционализма можно выделить несколько течений , различающихся по степени радикальности. Во-первых, можно говорить о «пограничных» функционалистах, которые рассматривают функциональный анализ как некоторый «довесок» к анализу формальному; сюда относятся, например, работы С.Куно и Дж.Хокинса. Во-вторых, существует группа «умеренных» функционалистов, которые исследуют в основном грамматику, считают ее структурой отчасти автономной, а отчасти мотивированной функциями и часто придают немалое значение формализации; эта группа представлена, например, работами Р.Д.Ван Валина или М.Драера, а также «функциональной грамматикой» С.Дика. Наконец, существует целая гамма «радикальных» функционалистов, которые считают, что грамматика во многом или даже в основном может быть сведена к дискурсивным факторам (Т.Гивон, У.Чейф, С.Томпсон и особенно П.Хоппер).
Осознав себя как новое направление научной мысли, функционализм посвятил достаточно много усилий переосмыслению традиционных лингвистических понятий. Здесь в первую очередь следует упомянуть работы П.Хоппера и С.Томпсон о таких базовых языковых категориях, как переходность (1980) и части речи (1984). Особый интерес представляет концепция семантической переходности, отличной от традиционного понимания грамматической переходности как способности глагола иметь прямое дополнение. Семантическая переходность, по Хопперу и Томпсон, является характеристикой не глагола, а так называемой элементарной предикации, именуемой в английской грамматической терминологии clause; из-за отсутствия русского аналога этот термин, важный для типологических исследований, был недавно заимствован, но остается весьма нетрадиционным. Клоз может образовывать самостоятельное предложение или же входить в предложение в качестве его части – несамостоятельного предложения, например придаточного, или же какого-либо оборота, например причастного или деепричастного.
Наиболее типичным представителем и одновременно идеологом функционализма является американский лингвист Т.Гивон- он одним из первых указал на связь синтаксиса и дискурса; основатель книжной серии Типологические исследования по языку .
В работах А.Е.Кибрика были даны функциональные объяснения целому ряду морфосинтаксических явлений. Так, в 1980 он сформулировал типологическое наблюдение о предпочтительном порядке словоизменительных морфем в глаголе агглютинативных языков. Линейный порядок аффиксов, с точки зрения близости к корню, обычно бывает следующим: корень – вид – время – наклонение. Объяснение этой формальной закономерности лежит в области семантики: каждая следующая позиция в иерархии доминирует над предыдущей, т.е. производит над ней некоторую семантическую операцию. Таким образом, линейная организация словоформы иконически отражает семантическую иерархию.
Значительной популярностью во многих странах пользуется системно-функциональная грамматика британско-австралийского лингвиста М.Хэллидея. Это направление развивает традиции, представленные такими британскими лингвистами, как Дж.Фёрс и Дж.Синклер. Работа Хэллидея опирается и на некоторые идеи чешской лингвистической школы. В настоящее время системно-функциональная грамматика весьма замкнута и мало подвержена внешнему влиянию, зато ее влияние на других функционалистов весьма ощутимо. Многие идеи системно-функциональной грамматики были изложены в книге Хэллидея Функциональная грамматика (1985). Хэллидей строит теорию языка «от нуля» и рассматривает почти все уровни организации языковой системы – от именной группы до целого текста. В качестве базового понятия он использует понятие предикации, или клаузы. Базовыми аспектами клаузы являются: тематическая структура (Хэллидей обсуждает и иллюстрирует темо-рематическое членение гораздо более подробно и детально, чем это делается в большинстве других грамматических теорий), диалогическая функция (Хэллидей предлагает оригинальную классификацию типов взаимодействия между участниками диалога) и семантические типы предикаций. На основе клаузы рассматриваются более мелкие единицы (например, именные группы), комплексы клауз, интонационная и информационная структура (данное/новое в сопоставлении с темой/ремой). Наиболее известная часть работы Хэллидея (первоначально опубликованная в 1976 совместно с Р.Хасан) – это теория связности дискурса. Связность, или когезия (cohesion), достигается при помощи референции, эллипсиса, конъюнкции и лексических средств (таких, как синонимы, повторы и т.д.). Хэллидей занимался также соотношением устного и письменного языка. Системно-функциональная грамматика основана почти исключительно на английском материале, но в силу общего характера обсуждаемых проблем во многом могла бы остаться неизменной, даже если бы была написана на базе другого языка.Несомненно, методологические установки данного направления направления эволюционируют в направлении функциональной прагмати ческой перспективы.
Учитывая современное переосмысление многих лингвистических сугщностей в прагматической перспективе языка мы бы назвали функционаьные стили социолингвистически значимыми дискурсивными практиками в духе М. Фуко. Дело не только в смене термина; речь идет о более глубоком понимании социокультурной дифференциации текстов с учетом социокультурных сфер деятельности и их подразлелений по предметным областям. А это ведет к умножению классификации возможных дискурсивных практик, как это произошло с коммуникативной клаассификацией предложений в синтаксисе. Ведь теория речевых актов с ее идеей иллокутивной семантики предложила огромное количество речевых her .--в функциональной перспективе.
Это видно как по содержанию работ данной школы (Стилистика научного текста и другие выпуски этой серии), так и по разработке вопроса функциональных категорий текста и, особенно, функциональной семантико-стилистической категории – ФССК (Кожина 1998:10-11).
Осуществленный Маргаритой Николаевной и ее учениками переход от структурной к прагматической функциональности подкреплен масштабным проектом исследования «стилистики научного текста». Их усилия привели к открытию существенных формализмов в организации функционально-речевой системности научного дискурса – с тенденцией переноса отработанных эвристик на другие виды дискурса. Если говорить о параметрах текстуальности в духе Р. Богранда, то исследование ФССК расширило этот список параметрами гипотетичности, акцентности, характерных для научных текстов, диалогичности, характерной для дискурсивной деятельности вообще.
Функциона́льная лингви́стика
(функционализм) - совокупность школ и направлений, возникших как одно из ответвлений структурной лингвистики, характеризующихся преимущественным вниманием к функционированию языка как средства общения. Предшественники Ф. л. - И. А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. де Соссюр, О. Есперсен. Основной принцип Ф. л. - понимание языка как целенаправленной системы средств выражения (так называемый телеологический принцип) - был выдвинут Р. О. Якобсоном, Н. С. Трубецким и С. О. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (1929), а затем развит в работах других представителей пражской лингвистической школы, а также немецкого психолога К. Бюлера, обосновавшего концепцию трёх функций языка - экспрессивной, апеллятивной и репрезентативной. С конца 40‑х гг. 20 в. традиции пражской школы были развиты в нескольких ответвлениях Ф. л.
В трудах Якобсона исследованы шесть функций речевой коммуникации, ориентированных на различные компоненты речевого акта: говорящего, адресата, контакт, ситуацию, код и сообщение. Развитая Якобсоном теория «динамической синхронии» позволила вскрыть глубокий параллелизм между исторической эволюцией языка, процессом овладения языком (развитием детской речи), процессом разрушения языка при афазии и типологической дифференциацией языков. Большое значение имел предпринятый Якобсоном перенос оппозитивной значимости с фонемы на дифференциальный признак, а также с грамматического значения на его дифференциальные признаки («корреляции»). Существенным вкладом в фонологию стала предложенная Якобсоном (совместно с Г. Фантом и М. Халле) система из 12 бинарных акустических признаков.
В работах А. Мартине выдвинуты положения о «двойном членении» языка (т. е. членения, с одной стороны, на значимые двусторонние единицы - «монемы», а с другой - на односторонние единицы плана выражения - фонемы), о фонологии как «функциональной фонетике», о различении трёх синтаксических типов монем («автономных», «зависимых» и «функциональных»). Языковые изменения (как в фонологии, так и в грамматике) Мартине объясняет действием принципа экономии, понимаемого как разрешение конфликта между потребностями общения и естественной инерцией человека.
В своей «ноологии» («функциональной теории означаемого») Л. Прието попытался перенести основные понятия пражской фонологии (оппозиции, нейтрализации и др.) на план содержания языка.
Своеобразное соединение традиций пражской школы с формальным аппаратом математической лингвистики характеризует «функциональную порождающую грамматику», разрабатываемую в Чехословакии П. Сгаллом совместно с Э. Гаичовой, Э. Бенешовой и другими.
В широком смысле Ф. л. выходит за рамки пражской школы, охватывая и «функционализм» А. Фрея и других представителей женевской школы, «функциональный структурализм» Дж. Р. Фёрса и М. Халлидея (см. Лондонская школа), «функциональный подход» И. И. Ревзина и др.
Существует также ещё более широкое понимание функционального подхода к языку в целом (или к отдельным единицам языка), при котором он понимается как подход со стороны означаемого, содержания, или «назначения», данной языковой единицы, с её внутренней стороны. В этом смысле функциональный подход противопоставляется формальному. Так, говорят о «функциональной ономатологии» (В. Матезиус), о «функциональной перспективе предложения» (Я. Фирбас), «функциональной грамматике» (В. Шмидт, Г. Хельбиг, С. Дик, В. Г. Гак, А. В. Бондарко, Г. А. Золотова, Н. А. Слюсарева), о «функциональном моделировании речевой деятельности» (Г. М. Ильин, Б. М. Лейкина, М. И. Откупщикова, Г. С. Цейтин) и т. п.
В ряде случаев функциональный подход понимается как ориентация на ту роль, которую данная единица играет в составе более крупного целого (или в составе единицы высшего ранга), т. е. на её синтаксическую позицию. Таков, например, функциональный подход к типологии лексических значений у Н. Д. Арутюновой.
О функциональном подходе к языку в целом говорят также в связи с изучением «функционального» (стилистического) расслоения языковых средств, предназначенных для выполнения различных социальных функций. В этом смысле говорится о «функциональной диалектологии», «функциональной стилистике», «функциональной дифференциации и стратификации языка», об изучении «функциональных разновидностей языка» (Д. Н. Шмелёв), «функциональных языков», «функциональных диалектов», «функциональных стилей» и т. п. В связи с изучением функций языка в обществе и языковых ситуаций говорят также о функциональной типологии языков в отличие от формальной (структурной) типологии.
10. Вопрос о граммати́ческом значе́нии в системе современной семантики
обобщённое, отвлечённое языковое значение, присущее ряду слов, словоформ, синтаксических конструкций и находящее в языке своё регулярное (стандартное) выражение. В области морфологии это общие значения слов как частей речи (например, значения предметности у существительных, процессуальное у глаголов), а также частные значения словоформ и слов в целом, противопоставляемые друг другу в рамках морфологических категорий (см. Грамматическая категория) (например, значения того или иного времени, лица, числа, рода). В области синтаксиса это значение предикативности (свойственная предложению отнесённость сообщаемого в тот или иной временной и объективно-модальный план), а также разнообразные отношения компонентов словосочетаний и предложений как абстрактных грамматических образцов (в отвлечении от их лексического наполнения): значения семантического субъекта, объекта, того или иного обстоятельственного квалификатора (локальное, темпоральное, причинное, целевое и т. п.); формализованные в определённых языковых средствах компоненты тематико-рематической структуры предложения (см. Тема и Рема); выраженные союзной связью отношения частей сложного предложения. К Г. з. могут быть отнесены и словообразовательные значения как обобщённые значения, выраженные внутрисловными средствами у части мотивированных слов той или иной части речи. Это значения мутационные (например, носителя признака, производителя действия), транспозиционные (например, опредмеченного действия или признака), модификационные (например, градационные - указывающие на ту или иную степень проявления признака). Г. з. противопоставлены лексическим значениям, лишённым регулярного (стандартного) выражения и не обязательно имеющим абстрагированный характер, но тесно связаны с ними, иногда ограничены в своём проявлении определёнными лексическими группами слов.
В системе Г. з. объективируются - через ступень понятий - знания о предметах и явлениях действительности, их связях и отношениях: так, понятие действия (в широком смысле - как процессуального признака) абстрагированно выявляется в общем значении глагола и в системе более частных категориальных значений, присущих глаголу (время, вид, залог и др.); понятие количества - в Г. з. числа (категория числа, имя числительное как особая часть речи и др.); различные отношения предметов к другим предметам, действиям, свойствам - в системе Г. з., выражаемых падежными формами и предлогами.
Различаются, с одной стороны, Г. з. референциальные (несинтаксические), отражающие свойства предметов и явлений внеязыковой действительности, например значения количественные, пространственные, временны́е, орудия или производителя действия, и, с другой - Г. з. реляционные (синтаксические), указывающие на связь словоформ в составе словосочетаний и предложений (например, соединительные, противительные значения союзных конструкций) или на связь основ в составе сложных слов (соединительное словообразовательное значение). Особый характер имеют Г. з., отражающие отношение говорящего к тому, о чём идёт речь, или к собеседнику: субъективная модальность, субъективная оценка, вежливость, непринуждённость и т. п.
11. Коммуникативная лингвистика
Комунікати́вна лінгві́стика - розділ мовознавства, предметом якого є процеси спілкування людей з використанням живої природної мови, а також з урахуванням усіх наявних складових комунікації (фізичних, фізіологічних, психологічних, соціальних, контекстних, ситуативних та ін.).
Предметом комунікативної лінгвістики є вивчення мови в реальних процесах спілкування.
Основні питання комунікативної лінгвістики
- загальні закони комунікації;
- специфіка комунікації залежно від різних умов (соціальних, культурних тощо);
- структура мови (мовний код) у процесах спілкування;
- закономірності взаємодії мовних і позамовних засобів комунікації;
- залежність організації мовного коду від позамовних явищ;
- етапи і закономірності породження і сприйняття мовлення в різних комунікативних умовах;
- причини комунікативних невдач;
- методи дослідження мови і засобів інших семіотичних систем у процесах комунікації.
Публикации по теме
-
Имеют ли право пенсионеры на налоговый вычет?
Налоговый вычет для пенсионеров вызывает множество вопросов. Ведь пожилые люди в нашей стране – самая незащищенная ее часть, а финансовые...
-
Когда приходит транспортный налог на машину Что делать если транспортный налог пришел дважды
Со всех автовладельцев взимается транспортный налог . Его размер не фиксирован и зависит от региона, объема двигателя, стоимости машины....